— А как огневая подготовка?
— В заднюю стену тира уже попадает. Майор оценил размеры задней стены.
— Скажите, вы можете поверить, что он собственноручно убил два десятка бойцов?
— Нет. Конечно, нет!
— И я не могу. А надо, чтобы поверили. Все поверили!
— На огневой рубеж!
Иванов отстрелял десять обойм и попал в мишень только один раз.
— Вы в армии служили? — спросил майор.
— Нет. Меня комиссовали. У меня плоскостопие.
— А оружие в руках когда-нибудь держали?
— Да. Пневматическую винтовку. В тире.
— Попадали?
— Нет. Там кругляши маленькие. Инструктор сдержанно хмыкнул.
— Значит, так. Снайпер из него действительно не получится. Но должен получиться стрелок, похожий на снайпера. Вы поняли мою мысль?
— Нет.
— Он может не стрелять, но должен уметь держать винтовку, заряжать ее, прицеливаться и нажимать на спуск, как настоящий снайпер. Как суперснайпер! Он должен уметь держать и заряжать автомат, пистолет, гранатомет, наконец.
— Но я не могу. Я обучаю стрельбе. А здесь... Я не сумею научить изображать снайпера человека, который не умеет стрелять!
— Сможете! Приведите сюда пару-тройку ваших лучших учеников и попросите их разбирать и собирать оружие, снаряжать магазины, занимать боевые позиции, прицеливаться, стрелять. И заставьте его повторять все их движения. С абсолютной точностью! Заставьте повторять его эти движения тысячекратно, пока они не станут рефлексом.
— А как же обучение стрельбе?
— Обучение стрельбе желательно, но необязательно. Стрелять он все равно не научится. Задача ясна?
— Так точно.
Майор повернулся к виновато улыбающемуся Иванову.
— Какие у вас следующие по расписанию занятия?
— Приемы рукопашного боя.
— Тогда идемте.
Когда Иванова увидел инструктор рукопашного боя, он заметно погрустнел.
— Переодевайтесь. И на татами, — приказал тот Иванову.
— Как он? — спросил майор, уже догадываясь об ответе. Полину инструктора догадываясь.
— Нормально. Если не принимать во внимание, что он боится ударов. И боится бить.
— И зажмуривается...
— Да. Зажмуривается. Откуда вы знаете?
— Догадался.
На татами в мешковатом, торчащем во все стороны кимоно вышел Иван Иванович.
— Спарринг.
В течение десяти минут инструктор ронял, переворачивал и возил мордой по татами своего ученика. Отчего тот вскрикивал, подвывал и просил пощады.
— Ну вы сами все видели, — подвел он итоги боя.
— Можно мне попробовать? — попросил майор.
— Валяйте.
Майор Проскурин снял обувь и встал на татами.
— Я ваш противник. Я собираюсь напасть на вас. Но вы должны напасть первым, — дал вводную он. — Начали. Ну!
Иван Иванович стремглав бросился на противника, выставив вперед кулаки. Но промахнулся, раскатившись по полу. Поднялся, снова атаковал, но налетел лицом на неудачно выставленную руку. Снова встал и снова промахнулся, и упал.
Зрелище было плачевное. Иван Иванович боялся ударить.
Потому что боялся получить сдачи.
— Вы с ним жесткие спарринги проводили?
— Проводили.
— Какой результат?
— Море крови, соплей, слез и жалоб. Как в детской драке.
Болевая устойчивость — нулевая. Воля к победе отсутствует. Сила воли — ниже нижних пределов. Несмотря на все наши усилия, его способен одолеть — любой среднестатистический дворовый хулиган.
— Ладно. Понял. К бою!
Иван Иванович угрожающе выставил вперед кулаки. Майор Проскурин подошел к нему и сильно ударил в правую скулу.
— Защищайся и атакуй!
Зашел с другой стороны и ударил в левую скулу.
— Я сказал — защищайся и атакуй.
Перчатка майора впечаталась Ивану Ивановичу в глаз, и кровь из лопнувшей брови густо потекла по лицу неудачливого бойца.
— Брэк, — сказал инструктор.
— Никаких брэков! — осадил его майор.
— У него бровь рассечена! Он тут сейчас мне все кровью зальет.
— Сам зальет. Сам подотрет. К бою! Защищайся и атакуй. Жесткий удар пришелся Ивану Ивановичу в солнечное сплетение. Затем в грудь. В голову. В живот.
— Атакуй, я сказал. Атакуй!
— За что? За что вы меня бьете? — хныкал Иван Иванович, прикрываясь, как мог, от разящих ударов. — Вы же так убьете меня.
— Убью! Или ты научишься защищаться! Новый удар пришелся Ивану Ивановичу в губы.
— Гад! Сволочь! — дико заорал Иван Иванович. — Я прикончу тебя! — И бросился на противника. Он получил удар в челюсть, но не остановился и даже не зажмурил глаза, желая любой ценой дотянуться до ненавистного лица.
Майор позволил себя ударить. И прекратил бой.
— Ну вот, а вы говорите — бить боится. Если раздразнить — не боится.
— Так что же, мне его каждый раз «дразнить»?
— Дразните! И вот что еще, не надо его учить многим приемам. Он их все равно не осилит. Довольно с него нескольких. Двух, может быть, трех. Но очень хорошо поставленных. Каких — сами решите. Только обязательно боевых приемов. По-настоящему боевых. Удар в кадык или пальцами в глаза или что-то вроде этого. Доведите их до автоматизма. До мышечного рефлекса. Чтобы он, если бьет, бил только так. И чтобы он вначале бил, а потом думал.
— Я не уверен...
— Я уверен! Этому даже зайца можно обучить, если долго головой о татами бить! Знаете, кто это сказал?
— Никак нет.
— Антон Павлович это сказал. Чехов. И еще майор Проскурин! Если вам Чехова мало!