— Фамилия?!
— За что вы меня?
— Сам знаешь, за что! Например, за своих ребят. Тех, что ты положил на Агрономической! И за тех, что на Северной.
— Я никого не ложил... — в отчаянии заорал Иван Иванович.
Новая серия ударов. Серьезных ударов. От которых лопается и брызжит кровью кожа.
— Не надо! Я прошу вас! Не надо! — молил, ползая и размазывая кровь по полу, Иван Иванович. — Вы не имеете права! Я никого не убивал.
— Крепкий гад, — вслух удивился выдержке противника один из бойцов.
— Ты был на Агрономической? — задал самый главный, более всего интересующий лично его вопрос Борец.
— Я? Нет... Я не был...
Жесткие удары.
— Я был. Был.
— Что ты делал на Агрономической?
— Я у любовницы был.
— Что? У какой любовницы?
— У своей. Моя любовница на Агрономической живет.
— При чем здесь твоя любовница?
— При том, что, когда в дверь позвонили, я подумал, вернее, мы подумали, что это муж вернулся. И я в шкаф спрятался. А это был не муж, а другой любовник, который...
— Он же анекдот рассказывает! — не выдержал, возмутился кто-то из бойцов. — Он же над нами смеется! Издевается, падла!
— Заткись! И делай свое дело! — зло оборвал бойца капитан. Он не любил проигрывать на глазах своих подчиненных. Не любил, когда кто-то подле него оказывался сильнее его.
— Я не анекдот. Я правду... — пытался в последний перед ударом момент оправдаться Иван Иванович. Но, как всегда, не успел.
— А-а! Не надо!!!
— На кого ты работаешь? На Лукина? Говори! Новый угрожающий замах. И неожиданная, а вернее сказать, ожидаемая, «развязка» «языка». Потому что если по законам военного времени, то рано или поздно разговорится даже немой.
— На Лукина...
— Он твой командир?
— Он мой командир.
— Дискеты тебе передал Лукин?
— Лукин.
— Где они теперь?
— Кто?
— Дискеты.
— У этого, у Шустрого.
— У кого, у кого?!
— У Шустрого.
— Это псевдоним?
— Я не знаю. Они его так называли.
— Кто называл?
— Бандиты.
— Какие бандиты?
— Которые меня похитили.
— Бандиты?!
— Бандиты.
— Откуда они узнали про дискеты?
— Не знаю.
— Но если дискеты у них, почему они отпустили тебя? Живым.
— Они не отпустили.
— То есть... То есть ты хочешь сказать, что они... Бойцы и их командир напряженно переглянулись.
— С кем ты был на Агрономической? С Лукиным?
— С Лукиным.
— Каковы были твои функции? Охрана?
— Охрана.
— Значит, все-таки это ты наших ребят?
— Нет! Не я!
Серия разящих ударов.
— Мы же читали протоколы. Мы же знаем, что стрелял ты! Ты?!
— Я.
— Один?
— Один.
— А на Северной?
— Нет! Снова удары.
— И на Северной.
— Гад! Таких парней!..
— Стоять! — рыкнул Борец на своих угрожающе придвинувшихся бойцов. — Как ты наших ребят? Как ты смог?..
Один?
— Я никак! Я...
— Где ты был, когда они... Когда начался бой?
— Я же говорю, я к любовнице пришел, а когда позвонили, я в шкаф...
— Сволочь!!!
Короткий, жесткий апперкот отбросил Ивана Ивановича к стене, в которую он хрустко впечатался затылком и по которой сполз на пол.
Нокаут.
Борец с ненавистью посмотрел на свою лежащую без движения жертву. И на свой разбитый кулак.
Он ненавидел этот, уже почти бездыханный, но все еще ему сопротивляющийся, рассказывающий анекдоты куль дерьма...
— Все! Амба! Похоже, ты его кончил! — тихо сказал один из бойцов.
— Ну и хрен с ним!
— Но генерал. Он же велел дождаться его...
— И с генералом — хрен. Достали все!..
История повторялась вновь. В первый раз гражданина Иванова Ивана Ивановича за попытку рассказать правду, похожую на фарс, смертным боем била братва. А теперь... А теперь черт знает кто. Но все равно до смерти...
— Похоже, они убили его, — доложил боец, проводивший слуховую пеленгацию.
— Как так убили?
— Так и убили! Насмерть.
— Ну-ка дай сюда свою бандуру.
Майор Проскурин потащил из рук бойца «пушку» — длинный, как ствол винтовки, и даже с откидным прикладом и мушкой микрофон, снимавший микроколебания со вздрагивающего от человеческих голосов оконного стекла.
— ...Ну что?
— Ничего. Совсем ничего.
— Но пульс-то есть?
— Вроде есть... А вроде и нет... Не пойму. Крепко ты его... Бубнили в наушниках чужие, не догадывающиеся, что их прослушивают, голоса.
— И что будем делать дальше?
— Не знаю. Надо генералу доложить. И рассредоточиваться отсюда, пока не поздно.
— Ас этим что делать?
— Если все-таки сдох — зароем где-нибудь по дороге. В лесопосадках. Там его ни одна живая душа сто лет не на дет. Туда ему и дорога. В лесопосадки.
— А генерал?
— Что генерал? Генералу самому впору рассредоточиваться.
— Он же приказывал, чтобы до него ничего...
— Скажем, что по своей инициативе помер. Что сердце выдержало.
— Ну разве что сам...
— Тогда так. Слушай мое приказание. Этого, живой он или мертвый, заворачивай в какие-нибудь тряпки, шторы или там ковер и тащи к выходу. В доме все подчисти. И передай личному составу, чтобы были готовы к эвакуации через сорок минут. Приказ ясен?
— Так точно!
— Ну тогда действуй...
Майор досадливо сбросил с ушей наушники.
— Что там? — спросил подхвативший микрофон боец.