— Как пятьдесят? Ведь это не доты какие-нибудь. Это дерево и фанера! С такой работой любой жэковский столяр справиться может. Они что, быстрее работать не могут?
— Для «быстрее» надо было турков нанимать. А это наши воители. Хоть и военные.
— Хорошо, я потороплю их по своим каналам. Что у нас еще?
— "Еще" Иванов, — вернулся майор к зависшему вопросу. — С Ивановым надо что-то решать, иначе он своей любительщиной сломает нам всю игру.
— Все-таки выводить?
— Выводить!
— Каким образом?
— Решительным. Потому что тихий отход вызовет подозрения. Ведь он искал их сам! Из-за гражданства искал. Для чего чуть не перестрелял половину людей Королькова. Они в любой момент могут поинтересоваться у Королькова подробностями его знакомства с Ивановым. И уцепятся за ниточку. На сегодняшний день у Иванова нет убедительных мотивов перестать общаться с Дядей Сэмом. В добровольный отказ от вида на жительство Дядя Сэм не поверит.
— Согласен.
— Они могут принять отсутствие Иванова только по силовым мотивам.
— Бега?
— В этой стране ему бежать некуда. Если бежать, то за границу. И проще всего по наработанным каналам. Их игнорирование будет выглядеть подозрительно. При уходе из страны он в первую очередь обратился бы в посольство.
— Тогда, может быть, арест?
— Арест подразумевает допрос. На допросе он может сдать информацию по контактам. После ареста Дядя Сэм замрет на несколько месяцев, оборвав все контакты. В том числе с человеком в Генштабе.
— Остается...
— Остается выводить его из игры физически. Сразу после организации встречи. Причем так, чтобы информация дотла до посольства по легальным каналам. И так, чтобы могла быть проверена по нелегальным.
— Перестрелка при задержании милицией? С упоминанием в выпусках новостей?
— Или что-нибудь в этом роде.
— Другие варианты есть?
— Других нет! Иванов сыграл свою роль. Полностью. Больше Иванов не нужен. Ни нам. Ни, по большому счету, Дяде Сэму. Он сделал свое дело. Мыс его помощью вышли на Королькова и через него на Дядю Сэма. Дядя Сэм — на человека в Генштабе. Иванов остался не у дел. Он стал лишним звеном в цепи. Которое лучше убрать. Время случайно затесавшихся в пьесу статистов, вроде Иванова и Королькова, закончилось. Они отыграли свои роли и теперь должны покинуть сцену. Чтобы уступить свое место профессионалам. Которые сыграют настоящую пьесу...
— Давай заходи, — показал на дверь следователь Старков. — Ну ты чего замер? Мертвых боишься?
— Я? Нет! — быстро ответил стажер и решительно открыл дверь.
В ноздри ударил резкий, неприятный запах. Кажется, чеснока.
— Разве трупы чесноком пахнут? — мгновенно удивился стажер.
— Эй! Вы куда?! У нас обед! — заорал, привставая навстречу вошедшим, санитар. В руках он держал головку чеснока и ослепительно белый, подрагивающий в руке кусок сала. Стажер тоже побелел.
— Мы по делу, — вступил Старков.
— Покойника, что ли, привезли? Тогда ташшите его сюда. И бросайте как есть... пока хоть даже на топчан. Вон туда. Мы его опосля уберем. Когда докушаем. Только одеяло повыше задерите. А то мы там спим.
Стажер побелел еще больше.
— Нет, мы не покойника. Мы из милиции. Нам надо задать вам несколько вопросов?
— Как будто милиционеры не могут возить покойников, — тихо проворчал дальний санитар.
Ближний встал и приблизился, заискивающе улыбаясь и вытирая сальную руку о фартук.
— Тогда конечно. Тогда с превеликим нашим удовольствием. У нас ваш брат часто бывает. И теперича трое есть.
В морозилке, — и протянул для рукопожатия уже почти сухую ладонь.
Стажер шарахнулся от руки в сторону.
— Ты чево? — удивился санитар.
— Впечатлительный он. И первый раз в морге, — объяснил Старков.
— А-а. Тоды понятно. Первый раз оно, конечно... Особенно, когда в ноздрю шибает. Покойник, особенно которому нутро на стол вынули, он завсегда сладким пахнет. Ну как будто сахара на язык насыпать, когда сильно тошнит. Стажер отошел к стене.
— Я когда первый раз покойнику брюхо резал, тоже сильно переживал. Ножом от пупа хрястнул, оттеда кишки полезли. Кольцами. Синие такие, склизкие. И вонь в нос. Ну я и сомлел. Как стоял, так и сомлел. И главное дело, как упал, мордой в самые кишки ткнулся...
Стажер дернулся к двери.
— Ты куда? — крикнул Старков.
— Я? Я... Я это... Я ноги вытру. У меня грязь...
— Ты только куда-нибудь подальше отойди. Когда вытирать будешь...
Старков повернулся к санитару.
— Ну а вот к примеру, когда мертвеца вам привозят, вы его куда-нибудь вписываете?
— А то как же! У нас полный учет. Как в аптеке. Скока привезли, скока увезли, скока осталось. Все в журнал пишем. Точно, Федор?
— Точно! Как есть до последнего мертвяка!
— И что, вы можете сказать про любого покойника, который к вам поступал? — усомнился следователь.
— Про любого. Можешь спрашивать. Всякого найдем. И санитар потянулся к толстому гроссбуху, лежащему на подоконнике.
— А мне самому посмотреть можно? — попросил следователь.
— Смотри. Раз надо. Нам не жалко. Старков не спеша отлистал назад несколько страниц. До интересовавшего его числа.
— А почему у вас в некоторые дни много покойников, а в другие чуть-чуть?
— Так это смотря какой завоз. Когда с аварии какой или опять же с разборок, тогда бывает шибко много. Или опять же когда получка или аванс.