— На чем следует сконцентрировать внимание?
— На реальности его существования. Которое можно подтвердить знакомством с уголовными делами. Там должна быть кровь. Если он тот, за кого себя выдает. Если он «мочила».
— Простите, кто?
— "Мочила" — это убийца. Вы плохо знаете язык страны пребывания. Вы не знаете феню. Я должен предупредить вас, что буду ставить вопрос о возвращении вас в Штаты с формулировкой «профессиональное несоответствие».
— Когда мне доложить об овладении языком «феня»?
— После... После того, как вы встретитесь с Двенадцатым...
— Ты знаешь, что мне снова оттуда звонили? — показал начальник следственного отдела пальцем в потолок.
— Из столовой, что ли? — спросил следователь Старков, имея в виду буфет на четвертом этаже, расположенный над кабинетом начальства.
— Кончай юродствовать! Знаешь, о чем спрашивали?..
Старков знал. О деле Иванова, конечно. О чем еще. Последнее время все как с цепи сорвались. В последнее время все интересовались только Ивановым. Как будто других преступлений в стране не совершалось.
— А я здесь при чем? — пожал плечами Старков. — Я теперь в этом деле самая мелкая сошка. Надо мной теперь десять особо важных следователей понаставили. Так что вам лучше к ним.
— Не прибедняйся. Ты все равно в этом деле больше всех... Потому что раньше всех. Наверняка какие-то свои соображения имеешь. Так ты не жмись, поделись с начальством.
— У меня теперь другое начальство.
— Теперь другое. А потом прежнее будет. Так что тебе нос задирать не резон. Ты пойми, они там охренели все! Каждый день достают. Интересуются. То один, то другой. Сегодня, знаешь, кто звонил?
— Кто? Неужто министр?
— Что министр. Бери выше. Тот, кто за распределение жилплощади отвечает. Министров на моем веку штук пять сменилось. А он на своем месте как сидел, так и сидит. Чуешь?
— А ему Иванов зачем?
— Не знаю. Но прилип как, понимаешь, репей к заднице!
— Банный лист, — поправил Старков.
— Ну пусть лист. Мне от того не легче. Мне квадратные метры на отдел выбивать надо. Не могу я его в этом деле обойти.
— Вашему зятю?
— Капитану Митрохину. А ты, между прочим, много на себя берешь. Я в твои годы начальству умел только «есть» говорить. Понял?
— Так точно. Разрешите идти?
— Погоди. Может, все-таки скажешь мне чего нового.
— Не скажу, — ответил Старков. — Не успею. Мне идти надо.
— Куда?
— На встречу с секретным сотрудником.
— Со стукачом?
— С секретным сотрудником.
Следователь Старков повернулся «кругом» и вышел.
«Много на себя брать стали, — подумал начальник следственного отдела. — Ну да, зять. А что, ему на улице жить оттого, что он зять? Ну все, чуть что, в морду тычут. Ни хрена не боятся. Потому что ни хрена не получают...» «И этот туда же, — удивлялся Старков. — Чего им этот Иванов всем дался? И даже этому, который квартирами заведует. А ему не предлагает...»
Старков вышел на улицу и пошел в пивную. Чтобы горе залить. Пивная теперь называлась пабом. Грязь в ней была та же, что и прежде. Но теперь считалась английской. Пиво было — бочковое. Но в меню значилось как немецкое, чешское и голландское.
Старков протиснулся сквозь народ и сел в самом конце стойки. К нему придвинулся еще один посетитель.
— Можно с вами? — спросил он. Старков кивнул.
— Пиво хорошее, — сказал тот для затравки разговора.
— Точно, дрянь, — согласился Старков. — Чего скажешь?
— Про что?
— Про Иванова.
— Ничего не скажу. Я, как вы просили, интересовался. Никто ничего не знает. Пришлый он.
— А зачем людей Папы в Федоровке кончил?
— Точно не знаю. У них с ним какие-то свои разборки были. Вроде как Папа его захомутал, чтобы что-то такое узнать. А он братву перемочил и ходу. И теперь никак не отцепится...
Насчет «не отцепится» Старков отметил, но виду не подал Чтобы цену информации не набивать...
— Чего Папа у него узнать хотел, спрашивал?
— Спрашивал. Всякую ерунду мелют. А тех, кто мог что-нибудь знать, он там положил... А потом Шустрого.
— Разве Шустрого тоже он?
— А кто? Конечно, он! Шустрый его тогда в Федорово здорово обидел. Вот он его и нашел.
— Уверен?
— Конечно! Вся братва так считает. «Неужели еще и Шустрый, — расстроился Старков. — Ну отчего этому Иванову неймется?!»
— Что же ему. Шустрого мало показалось, что он за других взялся? — спросил следователь, возвращаясь к «никак не отцепится», как к совершенно второстепенному вопросу.
— Ну! Шмаляет одного за одним. Вначале пугал. Шнырю руку прострелил, Гнусавому ползадницы снес. А теперь по-настоящему мочит.
— Да ну? Я слышал только про раненых, — удивился Старков, хотя что про раненых, что про убитых узнал впервые.
— Я тебе точно говорю! Не меньше двух зажмурил! Одного так прямо у порога Папиного дома. А ты чего, не знал? — насторожился осведомитель, прикидывая, какой куш можно сорвать со следака за тех двух жмуриков.
— Да знал, конечно. Только думал, кто другой, не Иванов.
— Нет, не другой. Иванов. Он в Папу мертво вцепился, как оперативный кобель...
Вернувшись в кабинет, Старков отсмотрел сводки происшествий за последние две недели. Никаких убийств с использованием огнестрельного оружия он не обнаружил. Получается, врал сексот? Или они своих покойников по-тихому закапывают? А если закапывают, то, значит, не хотят привлекать к себе внимания. Почему?