Старков еще раз внимательно прочел сводки, выделив из более мелких происшествий стрельбу в туалете ресторана «Вечерний». Странное какое-то происшествие. Не грабеж, не убийство...
Старков позвонил в ближайшее к месту происшествия отделение милиции.
— Что сказал? — переспросил ведший расследование инцидента следователь. — Ничего не сказал. Ничего не видел, ничего не слышал, никого не подозревает. В общем, сел на унитаз, задумался, а когда хотел уходить, заметил в ноге дырку.
— Может, с ним еще раз переговорить?
— Без толку. Ничего он не скажет. Не по чину ему правду ментам докладывать.
— Бывший зек?
— Рецидивист. Три ходки. Ныне один из подручных Королькова.
— Королькова?
— Ну.
— Точно Королькова?
— Точно...
Зачит, не ошибался сексот. Значит, действительно Иванов вцепился в Королькова по кличке Папа. И если организовать за тем наблюдение, то есть шанс отыскать возле него Иванова. Небольшой шанс, но шанс, которого раньше не было!
— Может, все-таки передумаешь? — в последнее мгновенье проникновенно спросил начальник следственного изолятора. — А то у нас тут не профилакторий. Здоровья не прибудет. По-человечески советую.
Капитан Борец недобро ухмыльнулся. По поводу фразы о человечности.
— Зря! — сожалеюще вздохнул начальник сизо. — Очень зря! Все, Кравчук. Можешь забирать его.
Надзиратель прошел в кабинет и встал за спиной капитана.
— Встать! Капитан встал.
— Шагай давай! — подтолкнул капитана в спину, в сторону двери. — Ну, шевелись!
Капитан обернулся и посмотрел на надзирателя. Так, что тот отступил на шаг.
— Я говорю, идти надо, — совсем другим тоном сказал он. — Направо. Теперь налево. Прямо. Лицом к стене.
Загремел засов. В коридор дохнуло жарким, спертым воздухом.
— Заходи!
Капитан шагнул в камеру. И услышал, как за спиной со скрежетом захлопнулась тяжелая металлическая дверь, отсекая его от той, прошлой жизни.
— Ну что, заходи, мил человек, — сказал приторно добрый голос. — Кем будешь?
Капитан не ответил, прошел в глубь камеры и громко спросил:
— Где мое место?
— У параши, — ехидно хохотнул кто-то.
Другой ткнул в плечо и показал на пол под нарами.
— Можно там. Под нарами кто-то зашевелился и высунул голову.
— Занято тут.
Капитан быстро осмотрелся, нагнулся к первому ярусу коек, сбросил с них чьи-то вольготно развалившиеся ноги и сел.
— Чего это он? — удивленно спросили сзади.
— Никак борзый? Слышь, Носатый, здесь борзый явился.
Камера зашевелилась, с нар свесились головы, из-под нар проглянули любопытствующие глаза.
Перед капитаном встал Носатый.
— Ну ты чего? — спросил он. — Правил наших не знаешь? Не знаешь — спроси. Тебе люди добрые скажут.
— Новеньким место под нарами, — быстро подсказали в толпе, обступившей Носатого.
— Ну вот...
— Я сквозняков боюсь, — объяснил капитан и отвернулся, не желая продолжать разговор.
Камера замерла. В предощущении крупного скандала. Носатый махнул головой. Несколько стоящих подле него парней сорвались с места, подскочили к капитану.
— А ну, сойди с места! — с угрозой сказали они. Потянулись, ухватились за плечи и локти.
— Руки! — резко сказал капитан.
— Что?!
— Руки! Я сказал!
— Да его, похоже, учить надо! — удивился кто-то и ударил капитана кулаком в лицо.
Тот мгновенно отклонился, перехватил руку и, до хруста вывернув ее, отбросил от себя.
— А-а! — заорал нападавший, качая и щупая травмированную руку. — Чуть не сломал. Гад!
Его приятели в едином порыве обрушились на обидчика, но все и разом достать его не смогли. Мешал нависающий сверху второй ярус нар. Капитан несколько раз точно и расчетливо ударил ногами в лодыжки и коленные суставы наступающих врагов. Те, взвыв, отпрыгнули, но тут же снова набросились на капитана. Несколько нападающих с двух сторон, не обращая внимания на удары, упали на ноги, ухватили их, прижали к себе и потащили капитана вниз, на пол. Другие, используя момент, били обездвиженную жертву по корпусу и лицу.
Возле двери камеры стоял надзиратель и, приблизив ухо к глазку, слушал, что там, внутри, происходит. Слушал, но ничего не слышал.
На полу нападавшие, усевшись на ноги и грудь, стали сильно и методично бить поверженное тело. Теперь они были уверены в успехе, потому что даже лев бессилен перед стаей шакалов. И еще потому, что они не раз применяли этот, беспроигрышный, все против одного, прием. И всегда выигрывали.
— Врежь ему! Как следует врежь!
Нападавшие торжествовали победу в форме бесконечных, по уже не сопротивляющемуся телу ударов.
Но капитан, несмотря на суету возле его тела, был жив. И был в относительном порядке. Его дракой испугать было трудно. Как будто не били его в бесчисленных, без правил спаррингах. И не били на боевых. Более жестоко били, потому что профессионально. А эти... Эти тоже, конечно, бьют, очень больно бьют, но не убивают, потому что не умеют. И потому что их слишком много для нормальной драки. Они даже подступиться не могут, сами себе мешая.
Ничего. Представится момент. Рано или поздно представится. В бою главное — дождаться своего мгновения. Когда ни раньше, ни позже. Когда в самый раз...
— Ей, вы! Смотрите не перестарайтесь! Не убейте его! — забеспокоившись, напомнил Носатый.
Его подручные на мгновенье остановили занесенные для удара руки и ноги. И наклонились к бездыханному телу. Тем дав капитану передышку.